КТО НАПИСАЛ "ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ"

    

2 декабря 7508 г.

    

Согласно общепринятой гипотезе - “Повесть временных лет” создана на основе предшествующих ей летописных сводов в начале XII в. монахом Киевско-Печерского монастыря Нестором (с.149, Введение христианства на Руси, Ин-т  философии АН СССР,  под ред.  профессора Сухова А.Д., М., Мысль, 1987 г.). И с этим утверждением, что гипотеза общепринята, можно согласиться, так как из книги в книгу,  из учебника в учебник кочует она, став к сегодняшнему дню утверждением “само собой”, то есть не требующего какого либо доказательства. Рыбаков (“Мир истории”, М, ”Молодая гвардия”, 1987 г.) пишет:

Проверяя тенденциозно отобранные норманистами аргументы, следует обратить внимание на то, что тенденциозность появилась в самих наших источниках, восходяших к «Повести временных лет» Нестора (с.15).

Таким образом, авторство Нестора подтверждается каждой новой книгой и каждым новым авторитетом академического звания.

Впервые авторство Нестора в отечественной науке заявил Татищев:

Русских историй под разными названиями разных времен и обстоятельств имеем число немалое... общих или генеральных три, а именно: 1) Несторов Временник, который здесь за основание положен. (История российская. Ч.1, V)

В след за ним Карамзин:

Нестор как инок Монастыря Киевскопечерского, прозванный отцем Российской Истории, жил в XI веке. (с.22,  История Государства Российского, т.1,М.,”Слог”,1994 г.)

Более подробную информацию по этому поводу дает Ключевский:

Рассказ о событиях того времени, сохранившийся в старинных летописных сводах, прежде было принято называть Летописью Нестора, а теперь чаще называют Начальной летописью. Если хотите читать Начальную летопись в наиболее древнем ее составе, возьмите Лаврентьевский  или Ипатьевский ее список. Лаврентьевский список - самый древний из сохранившехся списков общерусской летописи. Он писан в 1377 г. “худым, недостойным и многогрешным рабом Божиим мнихом Лаврентием” для князя суздальского Дмитрия Константиновича,  тестя Дмитрия Донского, и хранился потом в Рождественском монастыре в городе Владимере на Клязьме.

Рассказ с половины IX столетия до 1110 г. включительно по этим двум спискам и есть древнейший вид, в каком дошла до нас Начальная летопись.

О Несторе, который написал летопись упоминает монах Киевско-Печерского монастыря Поликарп в своем письме к архимандриту (1224 - 1231) Акиндину.

Но с этим утверждением не соглашались уже в XV в., так как “Повесть временных  лет” заканчивается словами:

Игумен Сильвестор святого Михаила написал книгу эту, летописец,  надеясь от бога милость получить, при князе Вадимире, когда княжил он в Киеве, а я в то время игуменствовал у святого Михаила в 6624 (1116) году, индикта в 9-й год.

В одном из поздних сводов, Никоновском, под 1409 годом летописец делает замечание:

Я написал это не в досаду, а по примеру начального летословца киевского,  который, не взирая (ни на кого), рассказывает о всех событиях в земле нашей;  да и наши первые властодержцы без гнева позволяли описывать все доброе и недоброе, случившееся на Руси, как при Владимире Мономахе, не украшая, описывал оный великий  Сильвестор Выдубицкий.

В этом замечании неизвестный летописец называет Сильвестора великим, что вряд ли бы относилось к простому переписчику, хоть и значительного произведения.

Во-вторых, он называет его киевским летописцем и одновременно игуменом Выдубицкого монастыря. В 1113 г. Великим князем Киевским становится Владимир Маномах, человек душой болевший за судьбу Земли Русской, очевидно, он и поручил Сильвестору в 1114 - 1115 г.г. свести воедино имевшиеся тогда в Киеве летописные списки в качестве учебного пособия для юных княжечей и детей боярских.

Таким образом, к началу XX века сложились две устойчивые версии авторства “Повести временных лет”:

1. Из письма Поликарпа Акиндину - Нестор.

2. Из текстов Лаврентьевской и Никоновской летописей - Сильвестор.

В начале XX в. за исследование авторства “Повести” берется один из известнейших русских филологов того времени Шахматов А.А. (Разыскания о древнейших русских летописных сводах, 1908 г) который приходит к следующему заключению:

В 1073 г. монах Киевско-Печерского монастыря Никон Великий, используя  “Древнейший киевский свод”, составил “Первый Киевско-Пичерский свод”, в 1113 г. другой монах того же монастыря Нестор продолжил работу Никона и написал “Второй Киево-Печерский свод”.  Владимир Монамах, став после смерти Святополка Великим князем Киевским, передал ведение летописи, в свой вотчиный Выдубицкий монастырь. Здесь игумен Сильвестор и осуществил редакционную переработку текста Нестора, выдвинув на первый план фигуру Владимира Монамаха. По мнению Шахматова первая редакция полностью утерена и может быть только реконструирована, вторая читается по Лаврентьевской летописи,  а третья по Ипатьевской. В дальнейшим эту гипотезу подтвердили Лихачев (Русские летописи и их культурно-историчекое значение,1947 г.) и Рыбаков (Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи, 1963 г.).

Развивая теорию косвенности Сильвестора в отношении основного текста “Повести” Рыбаков пишет:

Владимир Мономах изъял летопись из богатого прославленного Печерского монастыря и передал ее игумену своего придворного монастыря Сильвестору. Тот кое-что переделал в 1116 году, но Мономах остался этим не доволен и поручил своему сыну Мстиславу наблюдать за новой переделкой, законченной к 1118 г. Всю эту историю переработок и редактирования детально выяснил А.А.Шахматов. (с.211, Мир истории)

После такого заявления сомневаться в авторстве Нестора - значит покрыть себя позором невежества, а худшего для ученого нет. Вот и кочует эта версия по страницам научных и популярных изданий как научный канон академического авторитета.

Но уж коль сомнения в обоснованности этой теории будоражили умы в XIX веке, неплохо было бы поверить ее еще раз, тем более что есть все основания полагать ее ошибочной.

И так среди авторов “Повести временных лет” Шахматов называет первым Великого Никона, игумена Киевско-Печерского монастыря.

История русской православной церкви не знает выдающегося церковного деятеля с таким именем в XII в.(см. “Христианство”, Справочник, М., “Республика”,1994 г.), поэтому всю информацию о нем можно подчерпнуть только из “Жития преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского” монаха того же монастыря Нестора:

Вспомнил я об этом, грешный Нестор, и, укрепив себя верой и надеясь, что все возможно, если есть на то божья воля, приступил к повествованию преподобного Феодосия, бывшего игумена этого монастыря святой владычицы нашей богородицы... (1.)

Впервые Великий Никон встречается на страницах повествования в момент пострижения Феодосия в монахи:

Тогда благословил его старец (Антоний Печерский 983-1073 г.) и велел великому Никону пострич его...(15.).

Как предполагает русская православная церковь Феодосий родился в ок. 1036 г. (“Христианство”). Как указано в “Житие” в 13 лет он еще находился дома. Таким образом, самое раннее он мог постричся в монахи в 14 лет, то есть в 1050 г. Причем Нестор пишет о Никоне:

...был тот Никон священником и умудренным черноризцем (15.).

Священник является средней ступенью иерархической лестницы православных священослужителей, но относится не к монашескому званию, в тоже время черноризец это синоним понятия монах, инок. Таким образом, Нестор определяет Никона как инока среднего иерархического звания, что в монашестве соответствует званию игумена, руководителя монастыря. Итак, Никон в 1050 г. является игуменом монашеской общины основанной блаженным Антонием. Даже если предположить, что он стал игуменом, так же как и Феодосий в 24 г., и к моменту прихода Феодосия уже как  минимум год  руководил  монастырем, то очевидно он должен был бы родиться ок. 1025 г., то есть на 11 лет раньше Феодосия.

Из всех дел Никона на поприще игуменства Нестор удостоил  лишь вниманием сообщение о пострижении им в монахи скопца из княжеского дома, за что обратил на себя гнев Изяслава. В результате чего ок. 1055 г. вынужден был покинуть обитель и отправиться в Тмуторокань (Томань). После смерти Ростислава в 1066 г., князя Тмутороканского, Никон возвращается в Печерский моностырь и по просьбе Феодосия остается в нем. Единственная фраза из “Жития”, которая хоть как-то может связать Никона с “Повестью” следующая:

Сидит, бывало, великй Никон и пишет книги..(48).

Очевидно, это замечание Нестора и посчитал Шахматов веским аргументом в пользу авторства Никона, хотя Нестор отмечает и другого искусного книгописца - чернеца Илариона, но тот почему-то не приглянулся Шахматову, очевидно потому что не великий, а потому и не стал автором знаменитого произведения. В 1069 г. “великий Никон, видя княжеские распри, удалился с двум черноризцами на упомянутый выше остров, где в прошлом основал монастырь, хотя много раз умолял его блаженный Феодосий не разлучаться с ним, пока оба живы, и не покидать его. Но не послушал его Никон...”(99). В дальнейшем из текста “Жития” становится известно, что он принял игуменство Киево-Печерского монастыря после ухода из него игумена Стефана (76), который игуменствовал после Феодосия (101), как минимум до 1078 г. Никаких иных сведений о Никоне в исторической литературе нет. Как видно из описания Нестора Никон с 1066 по 1078 г. находился в Тмуторокане, и практически не вероятно, что бы у него было время для работы над таким серьезным произведением как “Павесть”, требующего огромного числа вспомогательного материала, которого просто не могло быть в недавно построеном захолустном монастыре. Поэтому совершенно непонятно на каком основании Шахматов вводит его в круг авторов «Повести», да еще в период его отсутствия в Киеве, если не считать, что он дважы за свою жизнь игуменствовал в Киевско-Печерском монастыре, что само по себе еще не является основанием для авторства. Следует так же отметить, что создание произведений подобного уровня, где описывается жизнь государственной верхушки, не возможно без тесного сотрудничества с ней, о чем Никон вероятно мог только мечтать, так как дважды вынужен был скрываться от Великого князя в прямом смысле на задворках Руси, причем первый раз из-за незначительной соры, по поводу не санкционированного пострижения в монахи княжеского отпрыска ему пришлось бежать и скрываться в Тмуторакане почти десять лет. Трудно себе представить, что находясь в подобных отношениях с Великим князем заурядный игумен, который ничем особенным себя не проявил, взялся  бы за создание такого эпического произведения. Таким образом, вероятность того, что Никон хоть как-то был причастен к написанию “Повести” близка к нулю.

Непричастность Никона к “Повести” косвенно подтверждается самим ее текстом. Так “Повесть” отмечает, что Феодосий скончался в 1074 г., а в 1075 г. игумен Стефан начинает строительство Печерской церкви. Так как по свидетельству Нестора, Никон вновь принял игуменство Киевско-Печерского манастыря после ухода Стефана, то летопись, коль уж она писалась Никоном, должна была отразить освящение Печерской церкви как отдельное особое событие, значимое для самого Никона, но нет, про освещение церкви, строительство которой было закончено 11 июля 1078 г. под этим годом нет ни слова. А вот под 1088 г. появляется локаничная запись: «...умер Никон, игумен Печерский.», (обратите внимание “Никон”, а не “великий Никон”, как у Нестора). На следующий 1089 г. появляется запись: ”Освящена была церковь Печерская ...” и далее идет почти страничный текст очень похожий на многословный и витееватый стиль Нестора, то есть через год после сметри Никона. Невероятность этой вставки заключается в том, что церковь построили за три года и затем ее 11 лет не освещают, то есть она стоит в бездействии в действующем манастыре. Это и по сегодняшним меркам событие трудно представимое, а по тем временам и вовсе не возможное. Крайний срок освящения мог быть 1079 г., но логика изложения в этот хронологический период такова, что вставить туда многословную витееватую вставку было никак нельзя и некто (возможно Нестор) вставляет ее под 1089 г., верно полагая, что никто не обратит на это внимание. Если бы факт подобной задержки с освящением церкви действительно имел бы место, то Никон, как предполагаемый автор “Повести”, неприменно бы привел причну, которая помешала ему освятить ее в свое игуменство.

Вторым автором “Повести” Шахматов называет самого Нестора. Впервые, как уже отмечалось выше, его авторство подтверждалось иноком Киевско-Печерского монастыря Поликарпом (ок. 1227 г.), но спустя более ста лет, после написания “Повести”, причем в письме нет точного указания, что имеется в виду именно это произведение. Таким образом, соединение  Нестора с “Повестью” в данном случае выглядит несколько произвольно. Для того чтобы подтвердить или опровергнуть это предположение необходимо сравнить два произведения “Житие св. Феодосия”, авторство которого невызывает сомнение с “Повестью”. Шахматов отмечает, что авторство Нестора в наиболее полном виде просматривается в Лаврентьевской летописи. Поэтому воспользуемся переводом Лихачева, который сделан с Лаврентьевской летописи (рукопись Гос.публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина, шифр F, п.N2).

Рукопись “Повести временных лет” начинается словами: ”Так начнем повесть сию.”, и далее идет содержательный текст.

Рукопись же “Житие св. Феодосия” начинается словами (рукопись Гос.Исторического музея в Москве, Синодальное собрание N1063/4, перевод О.В.Творогова): ”Господи, благослови, отче!” и далее более страницы панагирических сентенций, и лишь после этого начинается содержательный текст.

В первом как начало, так и весь текст, максимальная краткость, во втором огромные панагерические вставки, порой заслоняющие собою основной текст.

Стилистическое сравнение обоих текстов соотносит их между собою как тексты Толстого и Чехова. Если филолог, беря в руки тексты Толстого и Чехова, без титульного листа не в состоянии понять принадлежат они одному автору или двум, то это уже на уровне патологии. В психоанализе такое состояние определяется как антеграунд - паралич воли перед священным табу. Иначе объяснить этот феномен невозможно. Шахматов, считающийся одним из выдающихся отечественных филологов, не всостоянии по изложению отличить Толстого от Чехова, поверить в это просто невозможно, тем более, что ему вторит другой филолог-академик Лихачев, и тем не менее факт остается фактом ни тот, ни другой, ни вообще кто-либо не видят этой стилистической разницы.

Другим ярким примером является концовка обоих произведений.

В “Житие” читаем:

Благоверный князь Святослав, находившейся недолеко от монастыря блаженного, вдруг увидел огненный столп, поднявшийся над тем монастырем до самого  неба. И никто больше не видел только князь один... Умер же отец наш Феодосий в год 6582 (1074)  -  месяца мая на третий день в субботу,  как сам предсказал, после восхода солнца.

В “Повести” под годом 1074 читаем: ”Феодосий игумен Печерский преставился...”, и ни чего более. В качестве аргумента приводится утверждение, что последующий фрагмент текста, где говорится о необычном явлении просто утерен. Но вот незадача, под годом 1110 читаем:

В тот же год было знаменье в Печерском монастыре в 11 день февраля месяца: явился столп огненный от земли до неба, а молния осветила всю землю, и в небе прогремело в первый час ночи, и все люди видели это. Этот же столп сперва стал над трапезницей каменной, так что невидно было креста, и, постояв немного, перешел на церковь, и стал над гробом Феодосиевым, и потом перешел на верх церкви, как бы к востоку лицом, а потом стал невидим.

Прочитав оба текста одновременно, только в совершенно расслабленном состоянии ума можно сказать, что это писал один и тот же человек в одно и тоже время, потому что объяснить как возможно так перепутать последовательность и содержательность события, (бучи несомненно талантливым) в двух разных состояниях, если исходить из версии Шахматова, с точки зрения нормально функционирующего мозга, не представляется возможным. Можно было бы еще согласиться с ошибкой года, но при этом ошибиться в дате,  3 мая и 11 февраля, уже просто не возможно. В “Житие” свидетель только князь, в “Повести” “все люди”. В “Житие” лишь краткое видение, в “Повести” подробное, добросовестное описание явления.

Если все же продолжать следовать общепринятой гипотезе, хотя уже и так видно,  что она не состоятельна, то придется объяснить еще одну странность. В “Повести” достаточно добросовестно фиксируются всевозмодные странные события, которые иногда кажутся уж совсем невероятными:

В год 6571 (1063)... в Новгороде Волхов тек в обратном направлении пять дней.

В “Житие” читаем:

Как-то ночью ехал он (один из бояр Изяслава) по полю в 15 поприщах (10,6 км) от монастыря блаженного Феодосия. И вдруг увидел церковь под самыми облаками.(55)

Трудно себе представить, что описывая подобный случай в “Житие” дважды, Нестор позабыл включить его в “Повесть”. Но и этот случай, очевидно, не являлся достаточным  аргументом, что бы отказаться от авторства Нестора.

Тогда откроем  "Повесть" под годом 6576 (1068):

Изяслав же, видя (что хотят учинить) со Всеволодом побежал со двора, люди же освободили Всеслава из поруба - в 15 день сентября - и прославили его среди княжеского двора. Изеслав же бежал в Польшу.

Всеслав же сидел в Киеве; в этом бог явил силу креста, потому что Изяслав целовал крест Всеславу, а потом схватил его: из-за того и навел бог поганых, Всеслава же явно избавил крест честной! Ибо в день воздвижения Всеслав вздохнув, сказал:”О крест! честной! Так как верил я в тебя, ты и избавил меня от этой темницы.

(Праздник воздвижения отмечается 14 сентября, но в этот день Всеслав еще находился в заточении, поэтому праздновали его очевидно второй раз 16 сентября, совмещая его с чудесным освобождением Всеслава)

Это же событие в "Житие" описывается с точностью до наоборот:

...начался раздор - по наущению лукавого врага - среди трех князей, братьев по крови: двое из них пошли войной на третьего, старшего своего брата, христолюбца и поистине боголюбца Изяслава. И был изгнан он из своего стольного города, а они придя в город тот, послали за блаженным отцом нашим Феодосием, приглпшая его прийти к ним на обед и приобщиться к неправедному союзу. Один из них сел на престоле брата и отца своего, а другой отправился в свой удел. Тогда же отец наш Феодосий, исполнившись духа святого, стал укорять князя...

Самое интересное в этом, то, что Рыбаков (с.183), который настаивает на кое-каких переработках “Повести” со стороны Владимира Мономаха, все же придерживается версии “Повести”, а не “Жития”. Но как видно из приведенных отрывков, это абсолютно разное изложение одного и того же события. Если верна точка зрения Нестора, то почему Рыбаков не использует ее в своем изложении? Если верна точка зрения “Повести”, то,  Нестор никак не может быть ее автором, так как это уже за гранью всякого здравого смысла, и лучше вообще считать что “Повесть” полная выдумка, чем относиться к ней как к сборнику “что хочу, то пишу”.

Итак, если все же считать, что “Повесть временных лет” является серьезным произведением и отражает в целом реальную картину событий того периода, то необходимо признать, что ни Никон, ни Нестор не могли быть ее авторами. Но тогда в этом случае единственный известный автор это - Сильвестор, игумен Выдубицкого монастыря в Переяславле.

Остался лишь один нерешенный вопрос - корректировал ли Владимир Маномах “Повесть временных лет”, как это утверждает Рыбаков.

Для этого откроем “Поучение Владимира Мономаха” в переводе Лихачева. Кстати надо учесть, что “Поучение” читается только в Лаврентьевской летописи, то есть в связке с “Повестью”, что является дополнительным косвенным подтвеждением авторства Сильвестора. Итак читаем:

Затем послал меня Святослав в Польшу; ходил я за Глогов до Чешско-го леса, и ходил в земле их четыре месяца. И в том же году и сын родился у меня старший, новгородский. А от туда ходил я в Туров, а на весну в Переяславль, и опять в Туров.

Тот же 1076 год в “Повести”:

Ходил Владимир, сын Всеволода, и Олег, сын Святослава, в помощь полякам против чехов. В этом же году преставился Святослав, сын Ярослава, месяца декабря 27-го, от разрезания желвака, и положен в Чернигове, у Святого Спаса. И сел после него на столе (черниговском) Всеволод, месяца января в 1-й день.

Если бы этот текст корректировал Владимир, то сведение об Олеге были бы из него удалены, так как он об этом в своем “Поучении” не упоминает, вполне возможно по каким либо политическим или личным мотивам. И все же в “Повести” остается текст противоречащий заявлению самого князя.

Еще более интересное свидетельство содержится в описании следующего года. В “Поучении” читаем:

Затем ходили мы опять в том же году с отцом и с Изяславом к Чернигову биться с Борисом и победили Бориса и Олега...

“Повесть”:

В год 6585 (1077). Пошел Изяслав с поляками, а Всеволод вышел против него. Сел Борис в Чернигове, месяца мая 4-й день, и было княжение его восемь дней,  и бежал в Тмуторокань к Роману, Всеволод же пошел против брата Изяслава на Волынь; и сотворили мир, и, придя, Изяслав сел в Киеве, месяца июля в 15-й день, Олег же, сын Святослава, был у Всеволода в Чернигове.

Абсолютно не понятно, при каких условиях можно считать эти два отрывка скорректированными между собой, на мой взгляд, что либо, более противоречивого наверно трудно придумать. Но это только, на мой взгляд, на взгляд современной исторической науки эти отрывки написаны одной рукой.

Итак, все сомнения о влиянии Владимира Мономаха на содержание текста “Повести” рассеиваются, но остается один не объясненный факт. Летопись заканчивается 1110 г., а Сильвестор пишет, что закончил ее в 1116 г. Почему он пропустил в ней целых шесть лет? Ответ на этот вопрос можно найти в слове “летопись” и событиях предшествовавших великому княжению Владимира Мономаха.

Все исследователи воспринимают “Повесть” как летописный свод, но в XI веке образованные люди, читавшие греческие и латинские книги уже знали чем отличается хроногров (летописец) от повести. Поэтому название надо читать так как оно написано не “Летописец о князьях русских”, а именно “Повесть временных лет, откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве начал первым княжить и как возникла Русская Земля.” Повесть это не летопись, и она может быть закончена тогда, когда решит ее автор, в отличие от летописи писание которой оканчивается лишь невозможностью ее писать далее. Таким образом “Повесть” представляет собою своеобразный учебник истории для юных княжечей и бояр. И то, что Сельвестор закончил это учебник 1110 г. говорит лишь о том, что те, для кого он был предназначен не нуждались в информации после 1110 г., так как это была современность известная им уже из личного жизненного опыта. И все же почему 1110 г., а не 1116 г.? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо изучить события накануне великого княжения Владимира Мономаха.

Начиная с 1096 г. Владимир предпринимает, не свойственные для княжеской среды того времени, дипломатические мероприятия по отстранению от княжения своих конкурентов. Готовясь к княжесконму съезду, на котором он хотел лишить Олега черниговского княжения, Владимир готовит соответствующую речь, и вероятней всего сборник документов, обосновывающих его притязания. Но съезд, прошедший в конце 1097 г. в древлянском Любиче, не принес ему победы. Съезд постановил: ”...пусть каждый владеет  вотчиной своей”. Готовясь к следующему съезду Мономах пишет свое “Поучение”. Но и этот съезд прошедший в 1100 в Уветичах не принес Владимиру успеха, после чего он полностью отказывается от дипломатических приемов и в 1113 г., воспользовавшись смертью Святослава и киевским восстанием, он становится Великим князем Киевским.

Именно княжеский съезд 1100 года стал поворотным в мировозрении Мономаха, именно этим годом, заканчиваются его старания по сбору исторических материалов, но княжеский летописец все еще продолжал вести погодные хроники в плоть до своей смерти в 1110 г.(имя его пока неизвестно). В 1114 - 1115 г. Мономах поручает Сильвестору собрать воедино разрозненный материал по истоии русских князей, что тот собственно талантливо и выполнил, обобщив представленный Владимиром материал в единую “Повесть” в назидание и науку юным княжичам.

И хотя Сильвестор, знал, что он пишет не летопись, а повесть, все же неудержался сравнить себя с летписцем, хотя вполне возможно, что в его время все кто брался за перо могли именовать себя летописцами.

 

Написал сие со скорбною надеждою, что грядущие времена России восстановят славное имя Великого Сильвестора, когда честь ученого цениться будет паче его звания.